Неточные совпадения
«Не все между мужчинами
Отыскивать счастливого,
Пощупаем-ка баб!» —
Решили наши странники
И стали баб опрашивать.
В селе Наготине
Сказали, как
отрезали:
«У нас такой не водится,
А есть в селе Клину:
Корова холмогорская,
Не баба! доброумнее
И глаже — бабы нет.
Спросите вы Корчагину
Матрену Тимофеевну,
Она же: губернаторша...
Тем не менее он все-таки сделал слабую попытку дать отпор. Завязалась борьба; но предводитель вошел уже в ярость и не помнил себя. Глаза его сверкали, брюхо сладострастно ныло. Он задыхался, стонал, называл градоначальника душкой, милкой и другими несвойственными этому сану именами; лизал его, нюхал и т. д. Наконец с неслыханным остервенением бросился предводитель на свою жертву,
отрезал ножом ломоть головы и немедленно проглотил.
― То-то и есть, ты взял чужую мысль,
отрезал от нее всё, что составляет ее силу, и хочешь уверить, что это что-то новое, ― сказал Николай, сердито дергаясь в своем галстуке.
Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее
отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию.
«Нет, этого мы приятелю и понюхать не дадим», — сказал про себя Чичиков и потом объяснил, что такого приятеля никак не найдется, что одни издержки по этому делу будут стоить более, ибо от судов нужно
отрезать полы собственного кафтана да уходить подалее; но что если он уже действительно так стиснут, то, будучи подвигнут участием, он готов дать… но что это такая безделица, о которой даже не стоит и говорить.
Эй, Порфирий! — закричал он, подошедши к окну, на своего человека, который держал в одной руке ножик, а в другой корку хлеба с куском балыка, который посчастливилось ему мимоходом
отрезать, вынимая что-то из брички.
Катерина Ивановна, которая действительно была расстроена и очень устала и которой уже совсем надоели поминки, тотчас же «
отрезала» Амалии Ивановне, что та «мелет вздор» и ничего не понимает; что заботы об ди веше дело кастелянши, а не директрисы благородного пансиона; а что касается до чтения романов, так уж это просто даже неприличности, и что она просит ее замолчать.
— Я к вам, Софья Семеновна. Извините… Я так и думал, что вас застану, — обратился он вдруг к Раскольникову, — то есть я ничего не думал… в этом роде… но я именно думал… Там у нас Катерина Ивановна с ума сошла, —
отрезал он вдруг Соне, бросив Раскольникова.
— Ведь он никого не любит; может, и никогда не полюбит, —
отрезал Разумихин.
— Совсем не бледен… напротив, совсем здоров! — грубо и злобно
отрезал Раскольников, вдруг переменяя тон. Злоба в нем накипала, и он не мог подавить ее. «А в злобе-то и проговорюсь! — промелькнуло в нем опять. — А зачем они меня мучают!..»
Та вдруг пресекла пение на самой чувствительной и высокой нотке, точно
отрезала, резко крикнула шарманщику: «будет!», и оба поплелись дальше, к следующей лавочке.
— Не только драньем вихров, но даже и помелом было бы полезно обойтись с иными дураками. Я не о покойнике теперь говорю! —
отрезала Катерина Ивановна провиантскому.
Одним словом, мы безвозвратно
отрезали себя от прошедшего, а это, по-моему, уж дело-с…
— О, помилуйте, помилуйте… Мог ли я!.. Ну-с, и довольно! —
отрезал Разумихин и круто повернулся с продолжением давешнего разговора к Зосимову.
Ему показалось, что он как будто ножницами
отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту.
— Ну, ты! следователь!.. Ну, да черт с вами со всеми! —
отрезал Разумихин и вдруг, рассмеявшись сам, с повеселевшим лицом, как ни в чем не бывало, подошел к Порфирию Петровичу.
— А я так уверена, что он и завтра будет то же говорить… об этом, —
отрезала Авдотья Романовна и уж, конечно, это была загвоздка, потому что тут был пункт, о котором Пульхерия Александровна слишком боялась теперь заговаривать.
Отрезать весь миллион и все на один вопрос о комфорте свести!
Вон Варенц семь лет с мужем прожила, двух детей бросила, разом
отрезала мужу в письме: «Я сознала, что с вами не могу быть счастлива.
— Из всех ваших полупьяных рассказов, — резко
отрезал Раскольников, — я заключил положительно, что вы не только не оставили ваших подлейших замыслов на мою сестру, но даже более чем когда-нибудь ими заняты. Мне известно, что сегодня утром сестра моя получила какое-то письмо. Вам все время не сиделось на месте… Вы, положим, могли откопать по дороге какую-нибудь жену; но это ничего не значит. Я желаю удостовериться лично…
Наконец разом все утихло, как
отрезало; разошлись.
— А Петр Петрович негодный сплетник, — вдруг
отрезала Дунечка.
Она чужую жизнь заедает: она намедни Лизавете палец со зла укусила; чуть-чуть не
отрезали!
— Все эти чувствительные подробности, милостисдарь, до нас не касаются, — нагло
отрезал Илья Петрович, — вы должны дать отзыв и обязательство, а что вы там изволили быть влюблены и все эти трагические места, до этого нам совсем дела нет.
— Нет, молодой человек, — сказал он, качая головою. — На таком великом расстоянии неприятелю легко будет
отрезать вас от коммуникации с главным стратегическим пунктом и получить над вами совершенную победу. Пресеченная коммуникация…
Самгин, не желая, чтоб Судаков узнал его, вскочил на подножку вагона, искоса, через плечо взглянул на подходившего Судакова, а тот обеими руками вдруг быстро коснулся плеча и бока жандарма, толкнул его; жандарм отскочил, громко охнул, но крик его был заглушен свистками и шипением паровоза, — он тяжело вкатился на соседние рельсы и двумя пучками красноватых лучей
отрезал жандарма от Судакова, который, вскочив на подножку, ткнул Самгина в бок чем-то твердым.
А Тагильский съел суп,
отрезал кусок сыра и, намазывая хлеб маслом, сообщил...
— Вот Дудорову ногу
отрезали «церкви и отечеству на славу», как ребятенки в школе поют. Вот снова начали мужикам головы, руки, ноги отрывать, а — для чего? Для чьей пользы войну затеяли? Для тебя, для Дудорова?
— Какой же революционер с одной-то рукой? Товарищ Панфилов —
отрежут руку?
— Капуста кислая с лососиной, — сказала она. — Осетрины нет нигде: уж я все лавки выходила, и братец спрашивали — нет. Вот разве попадется живой осетр — купец из каретного ряда заказал, — так обещали часть
отрезать. Потом телятина, каша на сковороде…
— Я, признаться, уж пил… — под нос себе произнес кадет, однако взял чашку, выбрал побольше булку и откусил половину ее, точно
отрезал, опять густо покраснев.
— Не беспокойтесь, мама, я грубить Андрею Петровичу больше не стану, —
отрезал я разом…
— Возьмите костыль, подле лежит, с костылем приподыметесь! — еще раз
отрезала Лиза.
Не могу выразить, как сжалось у меня сердце, когда я остался один: точно я
отрезал живьем собственный кусок мяса!
— Прощай, брат, — вдруг
отрезала Лиза, быстро выходя из комнаты. Я, разумеется, догнал ее, но она остановилась у самой выходной двери.
— Прошу оставить и меня в покое-с, без ваших советов, — резко
отрезал он мне. — Вы очень здесь кричите.
— Нет, —
отрезал я на пороге.
— Так уж я хочу-с, —
отрезал Семен Сидорович и, взяв шляпу, не простившись ни с кем, пошел один из залы. Ламберт бросил деньги слуге и торопливо выбежал вслед за ним, даже позабыв в своем смущении обо мне. Мы с Тришатовым вышли после всех. Андреев как верста стоял у подъезда и ждал Тришатова.
— Извините, князь, я — не Аркадий Андреевич, а Аркадий Макарович, — резко
отрезал я, совсем уж забыв, что нужно бы ответить дамам поклоном. Черт бы взял эту неблагопристойную минуту!
— Я не знал, что вы так любите маму! —
отрезал я вдруг сам в восторге.
— Если я трачу, то трачу свои деньги и отчетом никому не обязан, —
отрезал было я, весь покраснев.
— Я просто не хочу, чтоб меня выскакивали учить и считали за мальчишку! —
отрезал он почти с гневом.
— Нет, нет, —
отрезала она, — мне гораздо лестнее быть твоим несчастьем, чем наоборот, будь уверен.
— Совсем не в вашей комнате. Он приходил ко мне… — быстро и сухо
отрезала она и повернулась к себе.
— Успокойтесь, я еще никогда не знал женщины, —
отрезал я, в первый раз к нему повертываясь.
Ведь это все равно что
отрезать вожжи у горячей лошади, а между тем поставят фальшивые мачты из запасного дерева — и идут.
Хотя все кушанья разом поставлены на стол, но собеседники друг друга не беспокоили просьбою
отрезать того, другого, как принято у англичан.
Какое счастье, что они не понимали друг друга! Но по одному лицу, по голосу Фаддеева можно было догадываться, что он третирует купца en canaille, как какого-нибудь продавца баранок в Чухломе. «Врешь, не то показываешь, — говорил он, швыряя штуку материи. — Скажи ему, ваше высокоблагородие, чтобы дал той самой, которой
отрезал Терентьеву да Кузьмину». Купец подавал другой кусок. «Не то, сволочь, говорят тебе!» И все в этом роде.
Но обед и ужин не обеспечивали нам крова на приближавшийся вечер и ночь. Мы пошли заглядывать в строения: в одном лавка с товарами, но запертая. Здесь еще пока такой порядок торговли, что покупатель отыщет купца, тот отопрет лавку, отмеряет или
отрежет товар и потом запрет лавку опять. В другом здании кто-то помещается: есть и постель, и домашние принадлежности, даже тараканы, но нет печей. Третий, четвертый домы битком набиты или обитателями местечка, или опередившими нас товарищами.